[Adrilll]

После написания текста, следующего ниже, я несколько дней раздумывала, стоит ли душевно раздеваться перед интернет-аудиторией, и в итоге пришла к выводу, что стоит.

17.11.09.

Недавно, да, собственно, не далее, как сегодня, мне задали вопрос, который меня заинтриговал. Спросили меня, собственно, не о смысле жизни или устройстве мира, не о каких-то глубоко философских или узконаучных вещах. Мне задали вполне простой и довольно адекватный ситуацией вопрос: что меня привлекло в человеке, с которым когда-то я имела довольно продолжительные отношения? А интригующего в вопросе было только то, что я не знала на него ответа.

Что меня привлекает в людях? Трудно сказать. Есть определенный набор качеств, которые делают для меня человека притягательным, но в разных комбинациях они оказывают на меня различный эффект, поэтому я не вижу смысла их перечислять. И да, стоит цинично заметить, что внешность имеет для меня значение. И не столь малое, как мне бы хотелось. О да, я чертов эстет, и люблю красивых людей, впрочем, ( во всяком случае, мне так кажется и хочется тешить себя надеждой, что так и есть на самом деле) я умею различить нравится ли мне человек лишь снаружи, или нравится он мне и снаружи, и внутри. И для людей, симпатичных по-разному, есть разное предназначение. Первые предназначены для фривольных мыслей и планов, вторые – для долгосрочного планирования не менее долгосрочного взаимодействия.

Так что же влияет?.. Казалось бы, трудно вывести общую формулу, но все же, есть ряд обстоятельств, которые играют свою роль вне зависимости от персоны.
Во-первых, общий эмоциональный настрой окружающей обстановки. Я причисляю себя к людям романтического склада ума, поэтому такие мелочи как теплый ветер, запахи, недавно прочитанная книга или просмотренный фильм могут сильно влиять на мое умонастроение и желания, а так же взгляды на жизнь и людей, что есть поблизости. Конечно, долго удерживать подобный флер мне не удается, но подобные обстоятельства могут обратить (или наоборот) мое снимание на конкретного индивидуума, и помочь разглядеть (придумать) в нем те качества, которых я раньше не замечала. Я вообще склонна многое додумывать, сказывается (и здесь тоже!) мое пристрастие к яою, который часто приходится больше домысливать, нежели лицезреть в открытую. А может, я просто еще не выросла из того возраста, когда собственные фантазии мешают видеть мир таким, какой он есть.
Во-вторых, я действительно способна полюбить вымышленный образ и долгое время носиться с ним, как дурень с писаной торбой, не видя ничего вокруг – как и носилась пару лет, когда переживала период влюбленности в идеальный образ, мой личный вариант прекрасного принца на белом коне. В этом случае, моей симпатией (в большей или меньшей степени) одарялся тот, кто был хоть как-то похож на содержащуюся в сознании картинку.
Признаться честно, я до сих пор имею в голове некоторый идеал, который, впрочем, стал более незаметным, и теперь подлежит модификации в соответствии с реальностью. Все-таки, годы не обошли меня стороной, выбив одно из стеклышек моих очков плотно-розового цвета. Я знаю, не бывает людей без недостатков, с чем-то всегда приходится мириться, а красавцы-подонки, к которым тянет под влиянием кинематографа, совершенно не пригодны ни к чему, кроме флирта.
В-третьих, это жалость. О да, жалость, сочувствие. Не в том смысле, когда человека остается только пожалеть, а в том смысле, когда хочется заодно еще приласкать, обогреть, направить на путь истинный. Возможно, это выросло из «Призрака Оперы». Возможно, это национальная черта русских женщин – жалеть, холить и лелеять, поднимать на ноги, пытаться перевоспитывать. Особо упертые занимаются этим всю жизнь. Живут с алкоголиками, неудачниками, непризнанными гениями. Но это, конечно, крайний случай. Во мне тоже жива вера в то, что человека можно изменить, но с ма-аленькой, крохотной оговорочкой – когда он идет на контакт, когда он хочет, чтобы ему помогали. Человека, упивающегося своими страданиями, вечно жалеть невозможно. А любовь, взращенная именно на этой жалости, на сочувствии, умирает сразу же, как только уходит это чувство сопереживания, оставляя после себя усталость и раздражение. Ощущение, что ты бился долгое время и продолжаешь биться в глухую стену.
Но все же… На форуме, посвященным как раз таки, «Призраку Оперы», в одной из тем обсуждения, мелькнула фраза, запавшая мне в память: «она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним». Наличие драмы в жизни индивидуума дает ему сто очков форы перед остальными. А уж чем глубже она, тем больше возможностей для сочувствия и сострадания, бесконечной реализации инстинкта, сходного с материнским. Стремления ощущать себя сильной, жалеть, жалеть, жалеть, отдавать, подпитывать. Но если вторая часть фразы, та, что после запятой, остается лишь в теории, однажды можно найти себя пустой и уставшей. Осознание обычно приходит в тот момент, когда самой нужна поддержка, а оказывается вдруг, что тот, на кого было потрачено столько сил и времени, занят чем-то своим, очередным (или все тем же самым) горем, и на свою половину (треть, четверть) ему, попросту говоря, насрать. А все манипуляции, посвященные его, страдальца, спасению, были «твоей личной инициативой» и нельзя же требовать за это благодарности. И вправду нельзя. Да и зачем? Дальнейший ход действий, понятен, я думаю, без слов.
Некоторым хватает одного раза, чтобы понять, что переделать никого не возможно, и либо ты принимаешь правила игры и остаешься вечной рабой непризнанного гения, либо сразу же разворачиваешься и уходишь. Главное – сразу же, пока не образовалось привычки. И не нужно бояться сделать человеку своим уходом больно. Во-первых (да, я циник!), своя рубашка ближе к телу. А во-вторых, оттягивая момент расставания, мы на самом деле ничуть не облегчаем страдания второй стороны. При условии их наличия, конечно же.
Другие же, раз за разом с удовольствием садятся на иглу сладких манипуляций, чужой жертвенности, своей мнимой (?) силы и незаменимости. Возможно, кому-то действительно удается вылепить из страдальца действительного или фиктивного конфетку. Что ж, остается лишь порадоваться их успеху.
Мне же на долгий срок захотелось оградить себя от этого «в-третьих». К добру оно не приводит.