оно с утра в голове крутилось-крутилось, и вот...Утро медленно выползало из тумана, надвигаясь мутными очертаниями домов с редкими кляксами желтых светящихся окон. Сизо-голубое, молочно-мутное марево истончалось, проникая в квартиры и растворяясь там, оставляло улицу обнаженной и голой под тяжелым осенним небом, восточный край которого и не думал розоветь. Солнце все еще согревало собой Дальний Восток, и в Москву совсем не спешило.
В столице тем временем уже наступило шесть утра, и будильник завел привычную песню о том, что пора вставать на работу, высунуть ногу из-под теплого одеяла, вытащить вторую, сесть на постели, сунуть ступни в тапки и пойти на кухню.
Порыв прохладного ветра пошевелил занавеску, когда Мария открыла глаза. утренний подъем, несмотря на давным-давно сформировавшуюся привычку давался ей с трудом. Где-то в одеяле уютно посапывал кот, но протянув руку, девушка наткнулась не на теплую шерстку, а на ледяной и жесткий шнур блока питания ноутбука. Если бы вдруг кто-то захотел бы ночью похитить Машу из ее постели, ему сперва пришлось бы изрядно потрудиться, разыскивая ее среди большого количества предметов: три подушки, два одеяла, одно из которых кучей свалено в ногах, плюшевая свинья, плюшевый медведь, два-три десятка распечаток, из них не всем повезло быть скрепленными, и листы разметаны по половине кровати; блокнот, две ручки, книга о Токийском трибунале, крем для рук, маникюрный набор, резинка для волос, толстый-претолстый каталог прошлогодней фотовыставки, на который во время вечерних посиделок ставится ноутбук, чтобы кулер не перегревался, и сам ноутбук, царь и господин кровати, лежит практически по центру, рядом со спящим котом. В отсутствии кавалеров Маша спит вместе со своими вещами.
В кухне было холодно от незакрытого на ночь окна и очень хотелось спать. Мария включила чайник, затем, вдруг вспомнив, свет, и некоторое время смотрела, как снаружи начинало светать. В голове лениво ворочались еще не проснувшиеся мысли, медленно выстраивая порядок рутинных утренних действий: достать кофе, насыпать гранулы в кружку, залить водой, сделать бутерброды, умыться...
Желтых клякс за окном становилось больше. Маша бездумно почесала правую ногу, присела на старую колченогую табуретку и поймала свое отражение в металлическом боку чайника. Отражение сегодня могло похвастаться огромным носом и крохотулечным лбом - изогнутая поверхность всегда искажает, только вот рано с утра это совсем не кажется смешным. Скорее - поводом для долгих раздумий. Но время не будет ждать, пока там Маша надумается о своем неожиданно возросшем носе и уменьшившемся лбе. На часах - половина седьмого.
Другое зеркало, в ванной, показывает заспанную молодую особу с всклокоченными волосами. Кто-то вчера лег спать не высушив голову, укоризненно подмечает в ярком свете коварное стекло.
Марии нет никакого дела до ехидства собственной мебели.
В зеркале она видит на своей голове отросшие, непрокрашенные корни волос.
"Все женщины врут. Даже те, что всегда говорят правду.
Врут, всем своим внешним видом врут. И с ними в сговоре краска для волос, косметика, накладные ресницы и шиньоны, скрабы, маски, бюстгальтеры пуш-ап, утягивающее белье и поддерживающие колготки. И это вранье вошло в привычку, привычку казаться лучше, чем есть. не брюнеткой, а блондинкой. Не блондинкой, а рыжей. Иметь грудь "без фокусов на размер больше" и плоский, сдавленный бандажом, живот".
Маша точно такая. У нее крашеные волосы, в шкафчике - ударная батарея помад, теней, туши, румян и подводок. У нее бюстгальтер пуш-ап, тот самый, что без фокусов и уловок.
А еще она не видит ровным счетом ничего дурного в таком вранье. Поэтому прилежно наводит перед зеркалом марафет.
В чашке у нее - ненастоящий, обманка-кофе. И выпив обманку-кофе обманка-Маша натянет сапоги и выйдет наружу, в дышащую осенним холодом и сыростью обманку-утро. Потому что утра без солнца не бывает, а до солнца еще окола полутора часов.